Поиск по этому блогу

воскресенье, 21 декабря 2014 г.

Где живет сказка?


(Кира)

Что можно сказать про Барселону? Кажется, о ней, как и о любви, все сказано до нас. Благодаря многоликости и способности органично сочетать несочитаемое этот город вряд ли кого-то может оставить равнодушным. Жемчужина мировой культуры и искусства, он как магнит притягивает людей творческих и тех, кто хочет себя таковыми считать, почитателей талантов, а еще любителей ярких впечатлений и праздноживущих, искателей легких денег и фриков всех мастей. А еще — просто туристов, которым надо поставить галочку в списке обязательных для посещения мировых достопримечательностей.
Архитектура Барселоны, пронизанная фантазиями Гауди и его последователей, поражает воображение. Здесь даже на ярлычке бижутерии, сделанной, по всей вероятности, как и все в наше время, в Китае, непременно напишут: «Inspired by Gaudi». Но стоя у уличного лотка на Рамбле, этому охотно веришь. Правда, иногда задаешься вопросом в духе курицы и яйца: обрел ли Гауди свою причудливую фантазию благодаря тому, что жил и учился в этом городе творцов, или это после Гауди город стал таким непредсказуемым и ярким, каким мы его сегодня знаем?

Прогулки по барселонским улицам вызывают ощущение, что создатели удивительных зданий, которые открывает каждый следующий поворот, навсегда смогли сохранить частичку детского восприятия действительности. Кажется, перед тобой огромная песочница, в которой строил город ребенок лет пяти-семи, еще обладающий магическим мышлением и способный верить, что неодушевленные предметы  на самом деле могут оживать. Одно здание он украсил драконом и японскими зонтиками, другое — причудливым балкончиком, третье — неожиданными розовыми в цветочках колоннами. Странное кубическое строение этот малыш, ничуть не смущаясь, втиснул между старинными зданиями, а потом выдумал слепить высоченный конус и покрыть его кусочками зеркал. Битые фарфоровые тарелки пригодились, чтобы сложить скамеечки в парке, а цветные бутылочные стекла — чтобы сделать ярче серые  бортики, огораживающие «большую дорогу». Домик как пряник и буек как мальчик, колонны как деревья и деревья как колонны… Всех детских выдумок не перечислить.




Когда над городом всходит огромная желтая луна, очень легко поверить, что вот-вот проснется и внезапно расправит крылья вот тот дракон на фасаде, как оживает его собрат, пришедший развлечь публику и за скромную плату попозировать в фотообъектив всем желающим. И если Мерлин Монро собственной персоной машет  тебе рукой с ближайшего балкончика, то ничего не стоит представить, что и глядящий в далекие морские просторы Колумб на высоком пьедестале, может обратить свой каменный взор в твою сторону. А вот львы у его подножия и грифоны на соседнем здании пусть уж лучше спят – больно грозны на вид.
Но самая старая сказка — и самая чудесная, и самая страшная — живет в Готическом квартале. Здесь есть заколдованная площадь: как бы ты не пытался уйти от нее, как бы не петлял, то влево, то вправо, очередная узкая улочка вернет тебя на прежнее место. Здесь вывернув  из-за угла в обманчивом свете фонарей,  внезапно натыкаешься на оперного певца, чей голос, льющийся в темноте, завораживает. Откуда ни возьмись взявшаяся старушка (уж не ведьма ли?) начинает объяснять символическое значение многометровой клетки, сплетенной из гигантской проволоки. Может, в ней держали великана? Оказывается, нет. Похоже, по конструкции можно было взбираться наверх, к таинственному могуществу.


И вот открывается взору Собором святой Евлалии. Сквозь кружево каменной резьбы изнутри льется свет. Оказавшись здесь, мы еще не знали, что этому месту ни много ни мало — семь веков. Как не знали и того, что тринадцать белых гусей, живущих у журчащего фонтанчика во внутреннем дворике Собора, символизируют чистоту и непорочность тринадцатилетней девочки, принявшей мученическую смерть от язычников. Но на самом деле, запредельное, сверхъестественное, намоленное здесь ощущается без всякого знания теми органами чувств, что еще не изучены наукой. До сих пор, воспоминания о времени, проведенном под готическими, с виду мрачными, но какими-то неизъяснимо светлыми по сути сводами, заставляют мое сердце часто-часто биться. Говорят, в тот день орган в Соборе молчал. Не знаю почему, но я до сих пор слышу его… Может быть, это эхо, отражавшееся столетиями от каменных стен, звучит в моей голове.
И вот опять идем сквозь улочки, сужающиеся вверху настолько, что соседи из домов напротив могли бы обмениваться по утрам рукопожатиями, не выходя из квартир. Там наверху, в темноте притаились «готические голые уродцы», того и гляди, готовые броситься вниз на зазевавшегося гуляку. Даже витрины магазинов в сговоре со сказкой. И не поймешь, чем тут торгуют: мылом ручной работы или колдовским зельем. Из лавки с духами завлекательно смотрит на тебя манекен рогатой роскошной дьяволицы. Над другим манекеном порядком поколдовали недобрые волшебники, превратив человека в существо без лица, сплошняком покрытое белыми листьями. Удивительно, но ни торговые ряды, ни даже подростки, танцующие неподалеку от Собора под Майкла Джексона, не разрушают сказочного настроения. Это же Барселона! Тут все органично.
Наконец, выпутавшись из лабиринта готических улочек, усаживаешься за столик на Рамбле, в аккурат напротив известной оперы, и, пригубляя «Сангрию» из неподъемного бокала, все никак не можешь расстаться с настроением из Готического квартала. «Здесь живет сказка!» — тихо шепчу я сама себе и едва могу сдержать подступающие от волнения к горлу слезы.




***
Чем ярче и многограннее Барселона,  тем более странным мне кажется то крепко засевшее в голове воспоминание о каталонских чайках, не вытесненное ни фееричным видом из олимпийского парка на огромной скале на морском берегу, ни посещением Собора Святого семейства, ни восьмидесятитысячной толпой, распевающий футбольный гимн над Камп ноу.


Чайки были далеко-далеко, в маленьком городишке — Тосса-де-Мар, затерявшемся среди вьющегося вдоль моря серпантина. Оказаться после наполненной людьми, бесконечно текучей и непредсказуемой в своей креативности Барселоны в тишине пустынного в не-сезон пляжа — особое удовольствие. Холодное, но манящее своей кристальной чистотой море бьется о валуны. Я прижимаюсь спиной к нагретой солнцем каменной стене, неподалеку от кромки воды, и смотрю на скалу, со стороны берега поросшую неправильной формы деревьями, на маяк на ее вершине, и бесконечную даль неба и моря. Кажется, время останавливается и все существующее за пределами фокуса моего внимания растворяется. Остается только тепло камня, летящие брызги, бескрайняя синева.
И вот в небе появляется чайка, огромная и ослепительно белая. Я смотрю за ее движениями и, пожалуй, впервые в жизни завидую свободе птичьего полета (сейчас аж классика литературы вспоминается). Как в ее жизни все логично и понятно, и сколько возможностей дарят ей сильные крылья! Какой простор открывается перед ней, и как это здорово, видеть мир с высоты! Интересно, а понимает ли чайка, как тут красиво? А как ей повезло, что она может лететь куда захочет и не должна заниматься всякими откровенно лишними делами, достаточно ловить рыбу и находить безопасный ночлег? Я хочу быть, как чайка.
Так не хочется расставаться с живым морем, освещенным солнышком,  и возвращаться назад, к застывшей земле, сугробам и скованным льдом рекам. Не хочется, но приходится, а эти несколько минут, проведенные наедине с миром, остаются внутри, как теплый огонек, греющий изнутри всю долгую зиму.
В тот день внезапно быстро на Тоссу спускаются сумерки и заливают горизонт розовой краской. По темному небу бежит по кругу белый лучик маяка. И теплая желтая подсветка отрисовывает древнюю крепость на фоне темного городка, засыпающего не столько на ночь, сколько на всю зиму, до следующего курортного сезона.
В пять утра меня разбудили чайки. Сколько их было! Как громко они приветствовали новый день! Это так здорово — просыпаться под крики чаек, вдыхать свежий холодный морской воздух, еще теснее прижиматься к любимому, теплее закутываться в одеяло и снова проваливаться в крепкий утренний сон.



2 комментария: